Горсть Земли

На фото Алексей Высоцкий, Николай Петров и Александр Плоткин, декабрь 1942г.

Десант на берег лимана у станицы Голубицкой должен был отвлечь внимание противника от направления удара главных сил Отдельной Приморской армии.
В землянке командира артиллерийского дивизиона совещались командиры батарей и начальник штаба.
—Операции предстоит нелегкая, — говорил майор, — поэтому с пехотой должен высадиться наш корректировщик, чтобы обеспечить огнем действия батальона, а если потребуется, то и отход после выполнения задачи. Будет трудно. Кто желает добровольно?
Еще по закончив фразы, он уже знал кто. И тот поднялся. Подтянутый, сероглазый, с доброй, чуть рассеянной улыбкой. Капитан Плоткин.
—Разрешите мне, — поправил он непокорные смоляные во лосы.
Майор молчал. Плоткин был его близким другом.
—Решено! — наконец произнес он. — Собирайтесь. — И тише: — Оставь партбилет и ордена, Саша...
—Вроде все, Филипп. — Капитан посмотрел на часы. — Уложились досрочно. Еще есть минут пятьдесят. Давай гитару, спою твою любимую.
Гитару возил один из радистов. Он сам и песенки сочинял. Одна из них — о Кубани, на земле которой теперь сражался полк, особеино нравилась солдатам.
Перебирая струны, капитан запел приятным баритоном:
Я с Кубани пишу, дорогая,
Я с Кубанью сроднился в бою...
Синеокий лиман огибая.
Вспоминаю подругу свою,
—Ты женат, Филипп? — оборвав песню, спросил Плоткин.
—Не, — стушевался Степенко. — А вы?
Капитан ответил не сразу.
—А я женат, дорогой, женат. —Плоткин провел рукой по лицу: — Только не знаю, жива ли она. Уже год не пишет...
—А что, в оккупации?
—В Севастополе оставалась, она работала в горкоме партии, последними уходили... Писала, что ночью грузятся . Их пятеро женщин с госпиталем эвакуировались. Больше писем не было, — глухо закончил капитан и задумался.
—Может, жива, — помолчав, сказал Степенко. - на тех судах и флаги имеются...
Капитан пристально посмотрел на вычислителя:
—Спасибо, Филипп, только не надо об этом. Я знаю, и флаги есть, и все одно их топят... Не читал разве в газетах?
"Вот почему в десант вызывается — и на Малую землю под Новороссийском и сюда" - решил Степенко.
А Плоткин в этот миг подумал: «Кроме радиста, хорошо бы взять Степенко вместо разведчика...»
—Может, Филипп, взять тебя в десант? — вслух произнес капитан.
—А что там делать?
—То же, что в разведке. Ты справишься еще лучше.
—Тогда можно, — не раздумывая, просто ответил сержант.
Плоткпн повеселел.
—Нас будет трое, Филипп, — улыбнулся он, — это сила.
—А немцев сколько? — без всякого умысла спросил Степенко.
—Сколько немцев? — беспечно повторил капитан — А кто их знает! Много, конечно. Но и мы не одни, с нами целый батальон.
Узкий проход в штабную землянку загородила чья-то фигура.
-Не спите? - войдя, спросил комдив.
Степенко поднялся, приветствуя его.
—Я был сейчас в разведотделе, — сказал майор, — эта Голубицкая — орешек. Очень сильно укреплена, а главное — мины. Будь осторожен, Саша. Не лезь очертя голову, проверяй. Учти, там много танков и самоходок.
—«Пантер»? - с улыбкой спросил Плоткин. — Они, бестии, точно бьют. Как поймает в перекрестке, вмиг влепит снаряд. Это мы знаем, у них отличные прицелы и скорострельные орудия.
-Ты с третьим батальоном высаживаешься?
-Да.
—Это хорошо. У них комбат — отличный малый, смелый и трезвый. Такой не подведет.
-И солдаты, как на подбор, надежные, - подтвердил Плоткин. — Я же с ними сюда пришел.
Вся дивизия генерала Аршинцева надежная, — добавил командир, — это мы уже на своем опыте проверили.
-Все готово! — появившись на миг, доложил Степенко и сразу ушел.
-Тонкий парень, — посмотрел ему вслед майор. — Мне он казался другим - увальнем, тугодумом.
-Что ты, Филипп - это огонь в сочетании со льдом. Он просто любит все взвесить, прежде чем начинать.
—Это хорошо. Ты его с собой берешь?
—Да. Только что договорились. А ты откуда знаешь?
-Догадался. Ну ладно, Саша, тебе пора.
Они крепко стиснули друг другу руки.
—Что-то ты стал раскисать, - Плоткин внимательно посмотрел в глаза друга. - Волнуешься за меня? Напрасно. Раньше я такого за тобой не замечал.
-Пришло с годами, — пошутил майор и серьезно добавил: — Нам, Саша, далеко еще до Берлина шагать придется. Поэтому и прошу тебя рисковать с умом, чтобы сочетались огонь и лед, как у Степенко.
Через полчаса Плоткин с радистом и вычислителем уже сидел в надувной лодке. С десяток лодок взяли у рыбаков.
Плыли молча. Скоро первые лодки уткнулись в светлый песок. Люди рассыпались по берегу.
Казалось, враг их не заметил. Но яркие вспышки внезапно осветили десантников, и сразу блестящие нити трассирующих пуль прошили темень ночи, опередив на миг звук выстрелов.
Ракеты расписали темноту. Громко заговорила артиллерия, выделенная для поддержки десанта.
Плоткин старался не отставать от командира батальона, совсем еще юного майора с белесыми бровями, решительно двинувшего своих автоматчиков в обход строений, из которых враги вели плотный огонь.
-Гранит, я - Кристалл, - вызывал радист, передавая команды Плоткина.
Огонь тяжелых орудий пришелся как нельзя кстати.
—Спасибо! - кричал белобровый майор. Молодцы, артиллеристы.
Бой разгорался...
Атаки следовали одна за другой. Гитлеровцы лезли, как одержимые, поверив, что русские наносят здесь главный удар. Сколько раз они атаковали десант за день? Десять? Пятнадцать? Плоткин вспомнить не мог.
Потом азарт гитлеровцев сменился затишьем. Главный удар им нанесли совсем с другой стороны.
Сообразив, что их провели, и поняв, как невелик десант русских, гитлеровцы начали отводить стянутые сюда резервы к месту, где обозначилось направление главного удара Приморской армии.
Но батальон у Голубицкой мешал маневру, сковывая немало сил, и немцы решили покончить с ним одним массированным ударом.
И снова следовали одна за другой атаки гитлеровцев, и снова и снова вызывал огонь дивизиона капитан Плоткин.
—Еще немного! — кричал белобровый майор.
Вечерело.
Ценой больших потерь гитлеровцам удалось рассечь боевые порядки батальона.
Правофланговый взвод, в котором окопался Плоткин, выбравший для корректировки огня наиболее выгодную и высокую точку, оказался отрезанным от своих.
К ночи, потеряв половину личного состава, но отбив еще одну отчаянную попытку гитлеровцев сбросить его в воду, подбив в этой атаке три танка и самоходную пушку, взвод получил приказ отойти обратно через лиман.
- Гранит, я - Кристалл,- запросил Плоткин, — как быть?
—Возвращаться. Задача выполнена, — передал майор.
-Но батальон, точнее - две роты и взвод, остаются? - спросил капитана Степенко.
—Они скуют до утра силы фрицев, - пояснил Плоткин. — А нам нужно возвращаться с остатками взвода. Видно, мы здесь больше не нужны.
Все они поместились в двух рыбачьих лодках, которые были на берегу. Артиллеристы отплыли во второй лодке, последними.
Они были уже далеко от берега, когда открыла огонь самоходка. Одни снаряд разорвался рядом с кормой.
Плоткин, вынырнув, схватился рукой за перевернутую лодку. В волнах, совсем рядом, появилась голова Филиппа.
—Сюда давай! — крикнул капитан, но вычислитель забулькал и снова ушел под воду. Ее рябило от частых разрывов снарядов.
Плоткин оттолкнулся от лодки и сильными рывками поплыл туда, где только что видел Филиппа. Капитан нырнул. Не хватило воздуха. Он снова нырнул и искал под водой сержанта. Наконец на поверхности показались две головы.
-Держись! — крикнул кто-то. Их заметили. Рядом плюхнулся в воду спасательный круг. Капитан едва доплыл до него, удерживая левой рукой Степенко. Потом их обоих втащили в лодку.
Светало... Враг в Голубицкой притих. Больше сорока минут гремела наша тяжелая...
Солнце уже встало в зенит, когда подвижные тридцатьчетверки обошли Голубицкую и враг, теряя технику, стал отходить к проливу.
—Нехай теперь хриц купается! - зло грозил кулаком Степенко.
Их дивизион вторые сутки преследовал гитлеровцев. Передовые части пехоты утром вышли к Керченскому проливу. Артиллерия к вечеру и ночью заняла боевые порядки на узкой песчаной косе, протянувшейся от берега в море. Коса называлась Чушка
—Чушка, а сала немае, — шутил Филипп, сидевший в окопе рядом с радистом дивизиона комсоргом Семеном Ароновым.
Аронов продолжал передавать команды по рации.
219
—И хто ее так прозвал? — не унимался Степенко. - Чушка! Чудно даже!
—А ты спросил бы у Антона Головатого, - посоветовал Плоткин, наблюдавший в бинокль, как ложатся снаряды.
-У какого Головатого? - серьезно переспросил Филипп.
-А которого мы в Тамани видели.
—Помнишь, в бронзе стоит? — подхватил Аронов, закончивший передавать команды.
-Вспомнил, - - улыбнулся и Степенко, - он живо представил себе памятник, воздвигнутый казакам в Тамани.
-Что это вы об екатерининском веке заговорили? - спросил у Плоткина протиснувшийся в блиндаж командир дивизиона.
-Сержант, Степенко интересуется, когда и почему эту песчаную косу Чушкой назвали.
—Понятно. А я подумал, что ты какую-то роль учишь.
-Какую еще роль, я и старые-то почти забыл.
-Ну, это, Саша, ты не скромничай. Комиссар говорит, что ты вчера им читал монолог Арбенина из «Маскарада». Так он до сих пор под впечатлением...
Кстати, за тобой отрывок из «Полководца Суворова».
-Монолог графа Кутайсова, - уточнил капитан. — Я играл эту роль и обязательно прочитаю. Вот если бы вы могли увидеть этот спектакль в нашем театре...
-И посмотрим, как только кончится воина.
-Приглашаю вас заранее. На лучшие места всех посажу и так сыграю!.. - Плоткин слегка наклонил голову и, поправив прядь смоляных волос, завитком упавших на глаза, поднялся. Пламя коптилки из гильзы противотанкового снаряда отбросило на стену землянки причудливую тень, еще больше подчеркнувшую внешность Плоткина. Вот он на миг умолк, словно вспоминая о чем-то, потом, резко выпрямившись и мгновенно преобразившись, начал читать отрывок из поэмы Лермонтова «Измаил-Бей».
-Война! Знакомый людям звук, — с горечью прочитал Плоткин и, чуть повысив голос:
Гремя, через Кавказ пустынный
Промчался клик: война, война!
-Люблю Лермонтова, — безо всякого перехода сказал капитан, - да и как его не любить? Какая сила...
Кто этот русский с саблею в руке,
В фуражке белой? Страха он не знает!
Он между всех отличен вдалеке,
И казаков примером ободряет,
Он ищет Измаила — и нашел,
И вынул пистолет свой, и навел, —
звенит голос Плоткина, -
И выстрелил! — напрасно! —
обманулся Его свинец!.. -
Cкорбная нота звучит в голосе чтеца.
Поразителен дар его молниеносного перевоплощения. Солдаты молчат, завороженные артистическим чтением. Но властно ворвавшийся резкий звук зуммера возвращает их к действительности.
-Я - Гранит! - отзывается телефонист. — Есть двадцать первому явиться на Утес, — повторяет он, — к одиннадцатому.
-Ого, что-то новое? - Плоткин вопросительно смотрит на командира дивизиона.
-Командир полка зря не вызовет, — подтверждает тот.
Может, мой день подошел?.. - оживляется Плоткин.
-Не будем гадать, - поднялся майор, - скоро вернусь.
-Ну, Филипп, — возбужденно потер руки Плоткин, кажется, пришел день моего свидания с родной крымской землей. Два года я его ожидал. Измаялся, даже представить трудно как... И вот наконец свершилось.
Поеду я, а вам, как водится по старинному русскому обычаю, гостинца привезу — горсть крымской земли, чтобы скорее освободить Крым от гадов...
Капитан потянулся к гитаре и, взяв аккорд, негромко запел:
- О чем ты тоскуешь, товарищ моряк? Гармонь твоя стонет и плачет...
- Никогда не думал, — сказал он, внезапно оборвав песню, - что по родной земле можно тосковать как по женщине... Даже сильнее.
Широкое пламя коптилки замигало и едва не погасло. Плоткин поднялся и вышел из блиндажа Резкий холодный ветер гнал по проливу тяжелые волны. По небу ползли низкие Там, где они, казалось, сливались с водой, искрился огоньками вспышек берег. Его родной крымский берег. В той стороне, куда смотрел сейчас капитан, полыхнуло зарево. Заговорила, огрызаясь, вражеская артиллерия. Мимо капитана прошел Степенко, коротко доложив на ходу:
- Почта прибыла.
«Мне-то что, — подумал капитан, - писать теперь уже некому».
Он стоял в той же позе, когда возвратился вычислитель.
Степенко спешил. Он получил два письма. Свой треугольник сержант бережно спрятал в карман, сразу узнав почерк матери. Его взволновало второе письмо, адресованное капитану.
— Вам письмо! - подойдя к Плоткину, сказал Филипп и протянул конверт.
- Мне? - удивленно переспросил Плоткин. - Откуда? - Но, едва взяв конверт, он увидел почерк и преобразился.
—Жива! Понимаешь, Филипп, жива! - закричал капитан и крепко обнял сержанта.
—Вы ж меня на радостях задушите, - пошутил довольный вычислитель.
Теперь, когда капитан читал и перечитывал полученное от жены письмо, Степенко достал треугольник, присланный матерью, и, не торопясь развернув его, погрузился в чтение.
Читал он, как и работал, не спеша, обстоятельно, перечитывая особенно близкие ему строки письма. Мать писала, пространно рассказывая о себе и знакомых. Тон ее письма, обычно такой успокаивающий, на этот раз расстроил его. Она писала, что одной уже не под силу справляться с хозяйством, но потом, будто испугавшись своих жалоб, перешла на деревенские новости и закончила письмо словами, что ей ничего не надо. Она сама все сделает, только просила его чаще писать.
Степенко задумался и не сразу услышал, как к нему обратился Плоткнн.
— Что, Филипп, — повторил капитан, - если и правда комдива по поводу десанта вызвали? Как, ты в Крым со мной пойдешь?
Степенко поморщился — Я еще с Голубицкой никак не обсушусь, — откровенно сказал он.
—Как хочешь, неволить не стану.
—А вы идете?
—Да. Иду. Ты бывал в Севастополе, Филипп?
—Нет, не бывал, но я знаю, вы там жили.
-Не только жил, но и работал. Я ведь играл там в Севастопольском театре.
—Имени Луначарского, — подсказал Степенко.
-Да, его основал Анатолий Васильевич, первый наркомпрос. А ты-то откуда знаешь, если не бывал в нашем городе?
—Я про вас все знаю, — улыбнулся Степенко.
-Все ли? А знаешь, что я был не только актером, но и помощником режиссера во многих спектаклях?
—Нет, этого я не знал.
-А говоришь «все знаю». Есть такая пьеса «Царь Федор Иоаннович» Алексея Толстого. Читал?
—Нет.
-Жаль. Я участвовал в ее постановке и одновременно играл роль боярина Михаилы Головина. Отличная роль, Филипп. Пришлось ставить и «Гамлета», и «Любовь Яровую». В этом спектакле я играл поручика.
—«Любовь Яровую» я смотрел.
-А «На дне» Горького?
—Ну, эту читал и видел. Как же! — обрадовался Филипп. — Только жалко, что не в вашем театре. — И тут же тихо добавил: — Комдив!
-Со щитом или на щите? - встретил майора Плоткин.
—Со щитом, Саша! Наступаем!
-Вот это новость! Хотя и ожидал, все равно в жар бросило. Значит, десант.
—Да. Вызывай командиров батарей и начальников служб. Времени в обрез. На рассвете высадка. Напутственное слово десанту скажет сам Петров. Только ты, Саша, не вздумай вызваться.
—Почему?
-Это будет трудная операция. Понимаешь, пролив нужно форсировать на подручных средствах. История морских высадок еще не знала такого.
-Ты думаешь, мне будет труднее, чем любому другому?
Остановившись было на берегу, они снова двинулись в сторону штабного блиндажа, врытого в дамбу.
—Нет, я так не думаю, — ответил майор, — но я убежден в том, что опасности следует делить на всех. Ты был в трех десантах.
-Пойми, - перебил его Плоткин, — это Крым. Моя родина... Я никогда не прощу себе, если пойдет кто-то другой...
—А я не прощу себе, если с тобой что-то случится. Я обещаю тебе, даю слово, - с жаром сказал майор, — в Севастополь ты войдешь с первой группой. Но сейчас дай себе передышку.
Плоткин улыбнулся:
— Ты это или не ты? Разве не с тобой мы зачитывались Лермонтовым:
Смело в пире жизни надо
Пить фиал свой до конца.
Но лишь в битве смерть — награда,
Не под стулом, для бойца.
-Все верно, но не нужно искать смерти, не следует искушать судьбу. Рисковал один, сейчас пойдет другой.
-Неправда, я не ищу смерти, ты знаешь это. Наоборот, я очень люблю жизнь. Но я никому не могу уступить права первым высадиться в Крыму, именно во имя этой любви к жизни.
—Пойми и ты меня, Саша...
-Ты мог не пустить меня в Голубнцкую, — глухо перебил его Плоткин. — Но мешать мне высадиться в Крым? Нет, ты не сделаешь этого. Если ты настоящий друг, а я не сомневаюсь в этом, ты не помешаешь моему свиданию с родной землей. Это мой долг, и ты не можешь не понять это...
-Командир первой батареи! — раздалось в темноте.
-Командир третьей!.. Командир второй!.. Начальник связи дивизиона!.. Начальник разведки... Все! — подытожил голос заместителя командира дивизиона по политчасти.
Они вышли из штабного блиндажа через пятнадцать минут.
Степенко подошел к капитану Плоткину. - Кто едет? - спросил он.
-Конечно, я! — широко улыбнулся Плоткин.
— И я с вами, можно? — спросил сержант.
- Добро!
Спустя сутки они стояли у борта сторожевого катера, дрожавшего от быстрого хода, и всматривались туда, где ночь скрывала приближавшийся берег крымской земли.
Вдруг впереди по курсу всколыхнулось пламя. Казалось, зарево гигантского пожара осветило небо. Звуки орудийных залпов обогнали суда. И сразу перед ними замелькали огни разрывов, вырывая из темноты очертания суши.
—Наши пушки! Смотрите, наши! — закричал Степенко.
Плоткин улыбнулся:
-Ну и глазастый ты, Филипп, четыреста орудий ведут огонь, а ты сразу увидел свои батареи...
—Ей-богу, наши - вон там, — не унимался Степенко.
У самого борта катера разорвался снаряд вражеской артиллерии. Еще один угодил в корму шедшего справа от них тендера. Суденышко резко накренилось, стало тонуть. Люди прыгали в воду. Отрывисто прозвучала команда. Судно Плоткина подошло к тонущему тендеру, подбирая людей. Почти всех удалось спасти.
—Началось, — тихо сказал Плоткин сержанту, глядя на охваченный огнем берег. — Придется, видимо, вплавь...
Враг отвечал вразброд. Наша артиллерия, словно перешагнув через пролив, сдавила оборону гитлеровцев.
«Главное, добраться до земли», — подумал Филипп и вздохнул.
До берега оставалось с добрый километр.
—Что, брат, страшно? — в глазах капитана Плоткина промелькнули задорные искорки.
—Поначалу было. - И, как бы извиняясь, сержант добавил: - На море воевать еще не привык...
Невдалеке от катера снова разорвался снаряд, подняв столб воды. Артиллеристов обдало брызгами. Судно увеличило ход. Берег стремительно приближался. Катер круто развернулся и сразу встал. Огонь противника усилился.
-Приготовиться! - пронеслось по катеру.
Плоткин первым прыгнул в ледяную воду. Он услышал позади себя всплеск и, не оборачиваясь, понял: Степенко.
В бой включились пулеметы немцев. Плоткин ясно видел их огневые позиции. В воздух взвилась осветительная ракета.
Вплавь и вброд десантники достигли берега. Снова ракета, на этот раз зеленая, и стена прикрывавшего их огня медленно поползла вперед.
Плоткин и Степенко добрались до берега и побежали со всеми.
Вдруг впереди, под ногами одного из солдат, взметнулось пламя.
«Мины?!» — похолодел Плоткин.
— Вперед! — закричал белобровый командир батальона, увлекая за собой людей. Но поддерживающая их артиллерия внезапно умолкла.
— Огонь! Давай огонь! — закричал майор, обернувшись на бегу к Плоткину.
Из-за обгоревших строений навстречу им, громыхая, выполз танк. Над головами сейчас же просвистел снаряд. Правее ползли еще танки.
Рота броском достигла крайнего домика и, подорвав гранатами ближайший танк, залегла под сильным огнем гитлеровцев.
—Гранит, я — Кристалл, — доложил радист Плоткина и передал координаты узла сопротивления, мешавшего продвижению батальона.
Едва закончив стрельбу, майор получил задачу от командира полка уничтожить батарею 150-миллиметровых пушек, только что совершившую огневой налет по Чушке и берегу.
- Сто пятьдесят миллиметров, — повторил Аронов, — а наши орудия - сто пятьдесят два. Все же мощнее.
Батарея гитлеровцев стояла на узкой полоске косы в Камышбуруне. Это определили пункты сопряженного наблюдения.
Майор не знал, какой вред нанесли разрывы снарядов врага, но приказ «Уничтожить!» говорил сам за себя.
Обычно в наступлении они ограничивались подавлением цели, нанося ей частичное поражение. Майор решил, как лучше выполнить полученную задачу. Он пристреляет воздушный репер гранатами с дистанционным взрывателем, а затем, введя пристрелянные поправки всем орудиям, обрушится на батарею врага дивизионом.
- Стрелять направляющему орудию! - скомандовал он.
На наблюдательный пункт поднялся начальник связи полка.
— Убит командующий артиллерией, — сообщил он. — Немецкий снаряд разорвался вблизи командного пункта генерала Сивкова. Наш полковник уверен: «Шальной снаряд». Едва ли немцы знали, что ведут огонь по командному пункту. Они вели огонь по берегу.
Майор молчал. Сообщение ошеломило его.
Генерал Сивков! Аркадий Кузьмич! Командующего артиллерией знали все артиллеристы Северо-Кавказского фронта. И не только они. Все, кто учился до войны в артиллерийской академии, помнили ее начальника — требовательного и заботливого генерал-лейтенанта Сивкова, автора учебника «Артиллерия в основных видах боя», написанного в соавторстве с генералом Грендалем.
Теперь майор знал, чем вызвана команда «Уничтожить!». В эту стрельбу командир дивизиона вложил все свое артиллерийское мастерство. Его не остановил и доклад корректировщика: «Вижу в воздухе обломки колес». Дивизион вел огонь на полное уннчтожение.
- Беглый огонь, - повторил майор.
...Бой шел четвертый час. Медленно таял густой предрассветный туман. Его рваные клочья плыли над колючей проволокой и застывшими танками с белыми крестами на броне, над развороченными блиндажами, траншеями и телами гитлеровцев.
Главная полоса обороны немцев было прорвана. Группа, в которой находился Плоткин, наступала уже на поселок Маяк и две небольшие рыбацкие деревушки, превращенные гитлеровцами в опорный пункт.
Капитан лежал сейчас у развалин домика, наблюдая за действием огневых точек врага, одетых в бетон. Он видел и то, что происходило справа, за маяком.
-Ориентир пять, вправо тридцать. Танки и мотопехота, - передал капитан, и тяжелые разрывы снарядов разметали скопление гитлеровцев.
Но к месту высадки советского десанта подтягивались вражеские резервные части и соединения, снятые, видимо, со всего побережья.
На второй день враги потеснили гвардейцев генерала Аршинцева, пытаясь сбросить их в море. Вновь и вновь вызывала огонь радиостанция Плоткина.
Степенко первым увидел размалеванные крестами башни выходивших слева из лощин танков. Ближайший из них хищно повел стволом и двумя выстрелами вывел из строя маленькую сорокапятку.
— Видите? — шепнул Степенко. — Таких еще не было...
- «Фердинанды»! - - отозвался Плоткин. - - Самоходные орудия. Доставай гранаты...
— Так это и есть те самые «фердинанды»?! — протянул Филипп.
Бой нарастал. На подкрепление к гитлеровцам подошли еще танки и самоходки.
— Гляди, с самоходками рядом «пантеры», — связывая гранаты, сказал Плоткин сержанту.
—Не отходить! — кричал в телефонную трубку командир батальона.
- Ни шагу назад! Подготовить бутылки с горючей смесью! —
Его голос срывался. Белесые брови потемнели. По лицу стекали капли пота... Лавина огня и стали неумолимо надвигалась... Дрогнула правофланговая рота. Упал ее командир. Третий за сутки.
— Сержант Степенко, останетесь за меня, — бросил капитан Филиппу и, выскочив из окопа, побежал навстречу отходившей роте.
- Стоп! - закричал Плоткин, размахивая гранатой. — Назад!..
На какой-то миг перед его глазами мелькнули искаженные страхом лица.
-За мной! - почти тотчас же крикнул Плоткин
— Ура! Ур-ра! - подхватил кто-то. — Урра! - нарастая, понесся клич, и сначала горстка, а потом и вся рота бросилась вслед за капитаном.
Безымянная высота, на которой удалось закрепиться Плоткину, возглавившему гвардейцев, возвышалась над местностью, и немцы много раз снова и снова атаковали их, стремясь овладеть позицией. Силы были неравны. С каждой новой атакой положение ухудшалось. К вечеру гвардейцы и артиллеристы-корректировщики оказались отрезанными от основных сил дивизии генерала Аршинцева.
Враги окружили их плотным кольцом. Все отчетливее доносились отрывистые звуки вражеской речи. Степенко увидел, как Плоткин окинул тревожным взглядом солдат, словно хотел что-то сказать им. Кольцо сжималось.
—Наши! - радостный возглас заставил Филиппа оглянуться.
Восточнее их в лощине шел бой. К ним прорывались товарищи.
Так и есть! Гвардейцы Аршинцева теснили гитлеровцев, пробиваясь сюда, к окруженным на высоте. Их разделял лишь один километр.
Но у окопа артиллеристов, беспорядочно строча из автоматов, выросла группа гитлеровцев.
Плоткин швырнул одну гранату за другой и отбросил пустую сумку. Гранаты кончились. На исходе патроны... Как выиграть время?.. Один километр...
Дым ест глаза. Пересохли губы. Перед самой позицией снова враги. Их много... «Гот мит унс» (с нами бог), - кричат надписи на блестящих пряжках... Фашисты все ближе и ближе.
-Беглый огонь! - повторил капитан. Радист не ответил. Он был мертв. Теперь их осталось двое.
Ликующий крик вспорол воздух: немцы считали высоту своей.
Плоткин в упор разрядил пистолет в долговязого гитлеровца и крикнул Филиппу: - Бери микрофон!
Степенко положил автомат и бросился к рации.
В тот же миг на далекой косе Чушка друг Филиппа Степенко радист Аронов взволнованно доложил:- Плоткин вызывает огонь на себя! Требует срочно беглый...
-На себя?!- побледнев, переспросил командир. Перед глазами встало лицо друга. Слова привычной команды замерли на губах.
«Саша! Неужели другого выхода нет? Неужели нужно выполнить это?..»
-Десятый, десятый, беглый огонь! - опять прохрипела рация.
-Они просят беглый огонь, — глухо сказал Семен Аронов.
—Да, да,- машинально ответил майор, глядя на окутанный дымом крымский берег.
— Огонь! — едва слышно прозвучали слова команды.
Командир снял фуражку и опустил голову...
...Степенко пришел в себя ночью. Желтоватые блики лунного света скользили по отполированному штырю изуродованной радиостанции. Филипп поднял голову и попробовал сесть. Тупая боль сверлила затылок. Он провел рукою по бинтам, туго стянувшим голову, пытаясь облегчить боль.
-Повезло тебе, парень!
Над сержантом склонилось чье-то лицо. Филипп увидел белесые брови и узнал пехотинца-майора.
«Значит, успели...» - пронеслось в сознании.
- В старину говорили «в сорочке родился», — пошутил майор.
Степенко силился вспомнить его фамилию и не мог. Несколько секунд он молча смотрел на командира батальона.
— А капитан? — тихо прошептал сержант и увидел, как вдруг погасли озорные искорки в мальчишечьих глазах пехотинца.
— Сейчас хоронить будем... — глухо ответил майор. — Вставай, успеешь проститься... —Он наклонился, чтобы помочь сержанту.
-Спасибо, я сам, — поднявшись, отвел его руку Степенко и, тяжело ступая, шагнул вперед.
Капитан Плоткин и еще пятеро убитых лежали невдалеке от вершины безымянной сопки, из-за которой недавно шел этот жестокий бой. Смерть разгладила морщины обветренных лиц. Казалось, они спали. Филипп увидел порыжевшее пятнышко на гимнастерке Плоткина с рваной дырочкой чуть пониже кармана… Желтоватые блики играли на блестящих, остро отточенных лопатах. Сняв шинели, солдаты рыли остывшую землю. Филипп не мог отвести глаза от лица Плоткина.
«Друзья на Чушке не увидят его. Не простятся...»
- Так нельзя! — вырвалось у него.
- Ты о чем? - негромко спросил майор.
- Его ждут там. - Сержант показал рукой в сторо нулежавшей за проливом косы.
Командир батальона нахмурился.
-Через пролив не перешагнешь. Катера едва управляются возить раненых. Да и опять-таки переправить некому. Ты и сам-то, брат, едва держишься на ногах. И на себя сил не хватит.
—Хватит! — упрямо мотнул головой сержант. — Помогите только до воды. А там я сам...
Майор пристально посмотрел на раненого.
—Трудное ты, парень, затеял дело. Боюсь, не сумею тебе помочь.
Несколько минут они стояли молча.
- Выделить двух человек, - распорядился командир батальона. — Они донесут капитана до берега. Степенко шагнул к телу Плоткина.
—Погоди, сержант, — остановил его командир батальона. - Давай простимся. — Он крепко стиснул руку вычислителя. — Спасибо, сержант, и прости, брат, через пролив никого послать не могу. Сам понимаешь, каждый штык дорог...
Гвардейцы помогли спуститься к берегу пролива, чуть выше переправы, которую продолжали терзать разрывы вражеской артиллерии.
Командир батальона был прав. Раненых скопилось много. Они терпеливо ожидали, пока под огнем врага разгрузятся юркие катера и тендеры, привозившие боеприпасы, потом торопливо занимали места на разгруженных утлых суденышках и отплывали к Большой земле.
Степенко смотрел на окоченевших от холода, ослабевших от потери крови бойцов. Он сидел у развороченного бомбой или тяжелым снарядом просторного блиндажа, построенного немцами, из которого торчали концы пропитанных смолой шпал.
«Издалека, видать, возили, ироды», — зло подумал сержант, потрогав рукой толстое бревно, выброшенное взрывной волной наверх.
Вдруг Филипп преобразился. Унего мелькнула мысль воспользоваться бревнами для переправы на ту сторону. Связать шпалы обрывками телефонного кабеля взялись гвардейцы, вполне одобрившие идею Степенко. Один из пехотинцев даже нашел большую, ржавую скобу, застрявшую в шпале, и скрепил ею бревна.
— Надежней катера! - объявил довольный гвардеец. — Нипочем не потопят.-
Филипп тоже слышал, что по проливу шастают немецкие катера.
—Пускай сначала увидят, — сказал он, прощаясь с пехотинцами. И, сняв сапоги, деловито, по-хозяйски закрепил их у ног тела Плоткина, привязанного гвардейцами к скрепленным бревнам.
Правее держи, посоветовал один из провожатых, - слыхал я, тут сносит здорово. А ежели по прямой, и пяти километров туда не будет.
Плот коснулся воды и, толкая его перед собой, Степенко поплыл навстречу далекому берегу.
Луна, все чаще прятавшаяся за низкими тучами, скрылась совсем. Стало еще холоднее. Прошло уже более часа. Оставшись наедине с телом убитого командира среди воды и мрака, Филипп понял, на что решился.
«Не хватит сил, парень!» - - вспомнил он слова майора-пехотинца. Неужели майор прав? Быть такого не может. Нет, он не хотел, не мог признаться даже себе в том, что ему не осилить пролива...
«Дотяну!» — прошептал Филипп и стал грести быстрее, чтобы заглушить в себе тревожные мысли. На этот рывок ушли последние силы. Тяжело дыша, он подтянулся к бревнам и лег на их концы грудью. Ногу свела судорога. Филипп замерзал...
-Дотяну, все одно дотяну,- упрямо шептал сержант, глядя на безучастное лицо Плоткина.
Ветер усилился. Теперь он дул резче. На поверхности воды появились барашки. Так прошел еще час.
Только нужно не сразу, потихоньку, говорил сам себе Филипп, едва шевеля от усталости руками. Потом почему-то пропало острое ощущение холода. Откуда-то снизу по телу разлилось тепло. Клонило ко сну. Почти в забытья, борясь с одолевающей дремотой, Степенко открыл сливавшиеся глаза и увидел совсем близко черную массу судна, надвигавшуюся прямо на него...
«Враги или наши?» - Кричать не было сил.
Приподнятый над водой нос судна приближался. Едва не наскочив на плот, судно резко отвернуло в сторону.
- Помогите! — отчаянно вырвалось у Филиппа.
Но его крик заглушили выстрелы. Яркие вспышки выхватили из темноты силуэт второго судна, подошедшего к первому. Чужая речь, крики и пулеметная трескотня было последним, что слышал Степенко. Он потерял сознание.
Филипп очнулся под утро. Кто-то заботливо кутал его в шинель. Открыв глаза, сержант встретился с внимательным взглядом девушки в черной матросской шинели, поправлявшей под его головой вещмешок.
— Отогрелся, «робинзон»? улыбнулась она и, не ожидая ответа, перешла к другим раненым, лежавшим рядом с Филиппом на палубе тендера.
Филипп приподнялся на локтях и беспокойно осмотрелся. Тело Плоткина лежало у самого борта в нескольких метрах от Степенко. Увидев его, Филипп успокоился.
— Куда мы плывем? — спросил сержант раненого моряка, свертывающего одной рукой козью ножку.
- Подходим к Чушке, браток.
Степенко уже и сам понял это, увидев маяк на косе и дамбу, в которую был врыт их наблюдательный пункт.
На пункте дивизиона долго ожидали сообщения о корректировщиках.
—Запросите еще раз! — требовал майор. -Кристалл, я - Гранит, — снова и снова повторял Аронов, но радиостанция корректировщиков не отвечала.
Майор просил войти с ним в связь, хотя и сам понимал, что сделать это невозможно. Снаряды дивизиона легли точно по цели. Это подтвердила пехота, занявшая безымянную высоту без боя. Ни один гитлеровец не оказал им сопротивления на высоте. Так передал командир стрелкового полка в штаб дивизии, но пока ничего не сообщил о судьбе артиллеристов-корректировщиков.
Майор понимал, что спасти их могло только чудо, и все же надеялся.
Он представил себе всех троих: невозмутимого Филиппа Степенко, хрупкого черноглазого радиста и Сашу... Перед глазами стояла рослая фигура друга. Майор совсем близко увидел его лицо, глаза. Услышал голос, читавший любимого Лермонтова:
Прошло два года, все кипит война.
Везде, где враг бежит и льется кровь,
Видна рука и шашка Измаила...
Неужели никто никогда не услышит больше голос Плоткина? Не посмотрит ему в глаза?
Смириться с этим было нельзя. Он не мог, не хотел поверить в это.
— Я — Гранит! - повторил Аронов. — Кипарис, слышу вас хорошо, даю для настройки...
Майор прыгнул в ровик радиста и схватил наушники. - Кипарис! Кипарис! - закричал он. - Слышу вас хорошо. Прием, прием. — В наушниках что-то зашуршало и отчетливо донеслось: «Сержант ранен. Радист и капитан убиты».
Плоткин убит! — машинально повторил майор.
Он осознал это до конца только утром, увидев безжизненное тело друга, которое нес на руках раненный в голову Степенко.
Майор не знал, как удалось сержанту переправить тело убитого командира через ледяные волны пролива. Скупой на слова, Степенко не сразу рассказал об этом. И только сказал подошедшим товарищам:
- Капитан обещал вернуться и вернулся. И землю с Крыма принес. Такой человек обмануть не мог...
Артиллеристы, окружившие их тесным кольцом, увидели комок черной обожженной крымской земли, зажатой в руке убитого капитана.

***

Тридцать лет спустя я стоял на каменистой вершине горы Митридат у обелиска славы. Горел Вечный огонь. Ярко-рыжие языки пламени то выпрямлялись, то вновь распластывались у подножия обелиска. Мир и покой были вокруг. Мир и покой. У братской могилы росли цветы: ромашки, пионы и темно-красные розы, похожие на те, что я видел на братской могиле около Риги, где похоронен Филипп Степенко, погибший в сорок четвертом. И я понял, что рассказать о подвиге Александра Плоткина и Филиппа Степенко мой долг. Мой еще потому, что артиллерийским дивизионом, стоявшим тогда на Чушке, в котором Саша был начальником штаба, командовал я.

Алексей Высоцкий

РЕВОЛЮЦИОННЫЙ ДЕРЖИТЕ ШАГ
Редактор Б. Никифоров
Художественный редактор Б. Федотов
Технический редактор Л. Петрова
Корректоры Г. Василёва, 3. Харитонова
Сдано в набор 11/11 1975 г. Подписано к печати 22/1V 1975г.
АО1355 Формат 84Х108'/32. Бумага N° 1. Печ. л. 9 (усл.15,2)
. Уч.-изд. л. 14,8. Тираж 100 000 экз. Цена 50 к. Т. П. 1975г.
№ 35: Заказ 2767.
Типография изд-ва ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия" Адрес издательства и типографии: 103030. Москва. К-30. Сущевская,21

На главную страницу

Хостинг от uCoz

Хостинг от uCoz